Дни и годы[Из книги воспоминаний] - Афанасий Коптелов

Отвлекаясь от воспоминаний, Двойных обычно хлопал ладонью по вместительному портфелю и повторял:

— Я пустым не прихожу. — И доставал несколько страничек. — Вот полюбуйтесь: мы вскрыли новые нарушения. Это надо сразу в номер. Кому из вас отдать? Я не сомневаюсь — редактор согласится.

При содействии общества политкаторжан и ссыльно-поселенцев Захар Двойных вскоре перебрался в Москву. В издательстве этого общества вышли его воспоминания.

Полной противоположностью Двойных был немногословный Иван Яковлевич Третьяк, бывший командир партизанской дивизии Горного Алтая. Он, будучи уже тогда пенсионером, жил в Заречье, на нашей Краснооктябрьской улице и заходил ко мне не в редакцию, а домой. Как сосед к соседу.

Был он высоким и массивным, как Илья Муромец на полюбившейся всем картине Виктора Васнецова, только без бороды и усов. Однажды он пришел в галошах, удивительных по величине. Пока мы разговаривали, наши мальчики присели возле великанских галош, показывая друг другу пальцами. Потом посадили в галошу пушистого Мурзика и в ней осталось достаточно места еще для одного кота.

Говорил Иван Яковлевич не спеша, с явным белорусским акцентом. Голос у него был глуховато-хриплым, словно горло его еще не избавилось от простуды, приобретенной во время горных походов в зимнюю стужу. И во всем его облике не было ничего командирского.

Он вспоминал свою горькую молодость, голодную пору. В неурожайный год крайняя бедность погнала белорусов из родного Полесья. Близкие родственники отправились переселенцами в Сибирь, а он, довольно начитанный юноша, рискнул поискать счастья за океаном, в расхваленной благодатной «стране равных возможностей» для богатых и бедных. Доволен был лишь тем, что, став эмигрантом, избежал царской солдатчины. Обладая изрядной силушкой, он в Сан-Франциско нашел работу на механическом заводе. Вступил в профсоюз. В известной мере овладев английским, стал по газетам следить за будоражащими новостями с «театров военных действий» в родной стране. Вместе с земляками, такими же бедолагами, ликовал, когда узнал, что в Петрограде «спихнули» Николая Кровавого. И при великих Октябрьских переменах не мог больше оставаться на чужбине. Счастье-то, оказывается, там, на родине. Нужно возвращаться домой. Немедленно. А как? Каким путем? Через Атлантику и Западную Европу невозможно. Там схватят и бросят за решетку в какой-нибудь лагерь или — хуже того — втолкнут солдатом в Русский экспедиционный корпус, застрявший во Франции, на ее восточном фронте. Остается единственный путь — через Тихий океан. В Сибирь. К родственникам, поселившимся где-то на Алтае. Адрес, к счастью, у него есть. А там будет видно, чем ему заняться. Скопив денег и заручившись удостоверением от международной профсоюзной организации рабочих, отправился в путь. А пока плыл через океан, в Сибири загрохотала гражданская война. Во Владивостоке высадились японцы, а затем английские и американские войска. Не попасть бы в ловушку интервентов или белогвардейцев. Придется пробираться через Китай, как бы это ни было сложно. Пробраться, непременно пробраться к родственникам на Алтай. Там, возможно, удастся отдохнуть после изнурительного пути, а дальше — совесть подскажет. Главное — он будет среди своих.

И вот он в Бащелакской волости, возле таежного хребта. Пожил у родственников, присмотрелся ко всему в округе. В лесах до поры, до времени хоронятся солдаты, сбежавшие из колчаковской армии. В поисках за ними рыскают карательные отряды, пойманных вешают, живьем закапывают в землю, сжигают деревню за деревней. Тем временем непокорные мужики, успевшие запастись порохом да свинцом, заряжают картечью охотничьи ружья, хозяйки сушат сухари для беглых смельчаков. А кузнецы по ночам уже куют пики, — все пригодится для налетов на карателей. Красная армия сокрушает врага уже на Урале. Ей нужна подмога. Отсюда, с тыла. Немедленно. И вот уже всюду — фронт. Разгорается народный гнев. Кто — кого? Ко — нечно, победит народ. Не может не победить. Только нужен клич: «В партизанские отряды! За советскую власть! С пролетариями заодно! С большевиками!»

Для него, Ивана Третьяка, подобрали дюжего коня, показали тайную тропку к ближнему отряду. Там вслушивались в каждое его слово, расспрашивали придирчиво: «Кто такой? Откуда? Как с неба свалился!» Земляки-переселенцы подтвердили — знают с малолетства.

Свой человек. Бедняк из бедняков. Он рассказал о мытарствах за океаном и о том, с каким риском добирался до Сибири. Слушателей расположила его политическая грамотность и стойкость. Такой не сфальшивит. Такому можно довериться. Даже в Америке от рабочих слышал о Ленине. А на родине фронтовики помнили: Ленин дал замиренье! Хозяевами земли стали те, кто пашет ее и своим трудом выращивает хлеб. И, если бы не распроклятые беляки да мироеды… Жили бы спокойно, растили детей. Для радости…

И партизаны, разговорившись, поделились тайной: за сопкой хоронятся такие же, как они, беглые да смелые, небольшой отряд…

— А надобно действовать большими отрядами, — сказал Иван Яковлевич с твердой убежденностью. — Бить врага сильнее. Не сдается, так — насмерть! Чтоб не мог подняться. Чтоб чужие разные там американцы, японцы, англичане не лезли в наш советский дом. Никогда. Слышали про Кулундинскую степь? Там снова поставили советскую власть. Твердо! Партизаны, как армия — роты да полки.

После доверительного разговора согласились проводить Третьяка в соседний отряд. По дороге туда Иван Яковлевич говорил спутникам о весне: маленькие ручейки, пробуждаясь, сливаются в могутную реку. Эту силушку уже ничто не остановит. Вот так и с народным гневом.

Он не ошибся: вскоре маленькие отряды слились в первый горно-партизанский полк. Вслед затем сформировался и второй полк. Его, Ивана Третьяка, избрали командиром дивизии.

Партизанская армия угрожала Бийску. Еще несколько дней и всадники с кумачовыми лентами на шапках ворвутся на его улицы.

К тому времени полки Ефима Мамонтова уже обложили Барнаул, перехватили горловину железной дороги. Для бийских белогвардейцев путь к бегству отрезан, и они ринулись по Чуйскому тракту в Монголию. Партизаны доколачивали их. А те, кому удалось избежать возмездия, рассыпались по лесам да ущельям. Бийск праздновал победу.

Иван Яковлевич добавлял к своим воспоминаниям страницу за страницей. Давал нам читать. О будущей книге чаще всего советовался с Василием Семеновым (Трудовым).

Покончено с Колчаком: труп адмирала спущен под лед Ангары. Изгнаны интервенты. Сибирские партизаны вливались в Красную армию, отправились добивать белогвардейщину на юге страны, освобождать Крым. Но не было спокойствия на Алтае. Банды головорезов разбойничали в горах. Покончить с ними било не так-то просто. Для этого потребовались многие месяцы. И полную победу принесли уже другие герои, с которыми в свое время тоже сведет меня судьба газетчика.